Мечтай обо мне - Страница 94

Якорь был поднят и парус поставлен в мгновение ока, еще до того, как Хоук и Кимбра ступили на галечник пляжа. Он уже приготовился подсадить сестру на борт, когда раздался стук копыт.

Оба окаменели.

Глава 23

Вулф даже не спрыгнул, а сорвался с седла, как во время землетрясения срывается со скалы громадный камень, круша и подминая все на своем пути. Меч оказался у него в руке еще до того, как ноги коснулись земли. Черты его лица сложились в ужасную маску гнева. В них больше не было ни тепла, ни понимания, ни рассудка — одно лишь безумие смертельно оскорбленного человека. Глаза блестели тускло, как лезвие остро наточенного меча. Губы были сжаты так, что совсем побелели, на шее натянулись жилы, по плечам и рукам пробегала дрожь.

При взгляде на мужа Кимбра едва удержалась от крика. Она поняла наконец, почему его имя так пугало и почему не всякий храбрец отваживался принять его вызов. Вулф являл собой воплощение эмоций во всем их неистовстве. Это ошеломляло, внушало ужас… и усугубляло любовь. Даже теперь, когда у Кимбры перехватило горло и потемнело в глазах, она протянула руку, движимая властной потребностью успокоить его, заверить, что все совсем не так, как он думает.

Она забыла о брате, зато Хоук не забыл о сестре. Всю жизнь защитник и покровитель, он давно уже утратил способность рассуждать, когда речь заходила о ее безопасности. Не говоря ни слова, он толкнул Кимбру назад, прикрыл ее собой и вытащил меч. Людей Вулфа, что лавиной катились вниз по холму, он не замечал. Его внимание было сосредоточено на ярле.

А тот рвался прямо к нему.

— Стой, викинг! Иначе мир, которого ты так жаждешь, кончится, еще не начавшись!

— Мир? — У Вулфа вырвался лающий смех человека, обманутого во всех его надеждах. — Мир — это мечта, она для дураков! Истина в войне!

Он атаковал без предупреждения и так стремительно, что лишь быстрота реакции спасла Хоука от неминуемой смерти. Тишина буквально обрушилась на берег. Странная, глубокая, рассекаемая лязгом стали. И норвежцы, и англосаксы замерли на месте. Ни один не отважился вмешаться в эту битву титанов. Вулф и Хоук рубились с такой безоглядной, слепой яростью, что и Кимбра могла лишь смотреть, не в силах шевельнуться, не в силах издать ни звука, хотя мысленно кричала и кричала, изнемогая от ужаса и беспомощности. Ее окатило жаром, потом бросило в холод. Кошмар воплотился в реальность: двое, которых она любила больше, чем саму себя, сражались не на жизнь, а на смерть.

А потом на нее снизошло спокойствие, словно в душе разверзлась черная бездна. Один из воинов должен погибнуть, и как ей жить потом, зная, что он мертв по ее вине? Как идти по жизни с такой раной в сердце?

Если бы только можно было их как-то остановить! Но как? Ее силы ничто по сравнению с их мощью, утроенной яростью. Вулф занес меч и рубанул сплеча. Лезвие просвистело в дюйме от головы Хоука. Этот удар мог оказаться смертельным, и он был не последний. В свою очередь атакуя, Хоук лишь чудом не отсек Вулфу правую руку.

Первоначальный ступор миновал, норвежцы и англосаксы все ближе подступали к месту поединка. Поглощенные сражением, они то и дело делали подобие выпадов, уклонялись, отождествляя себя со своими командирами.

Вооруженных мужчин было много. На всем берегу находилась только одна женщина, и она всем сердцем желала одного: чтобы поединок кончился без кровопролития.

— Стойте!

Крик был пронзительный, насыщенный отчаянием, но недругов остановило не это, а блеск стали, совсем иной, чем тускловатый отсвет широких и длинных лезвий их оружия.

Кимбра стояла, держа обеими руками кинжал и направив его себе в сердце. Страшная буря бушевала в ее душе. Самоубийство! Смертный грех! Вечное проклятие! Она могла лишь молиться, что ее проступок будет понят и прощен.

— Довольно! — закричала она во всю силу голоса, так что эхо откликнулось в холмах. — Вы оба мне дороги, оба!!! Если один из вас погибнет, я не смогу жить дальше! А раз так, лучше мне покончить с собой прямо здесь и сейчас!

Хоук и Вулф оставались в неподвижности, со скрещенными мечами, как будто простояли так целую вечность.

— Бросьте мечи, иначе, клянусь Богом, я убью себя!

Вулф едва шевельнул ресницами, но этого было достаточно, чтобы Дракон бросился к Кимбре. Она знала, что так случится, и была готова.

— Назад!!!

Дракон остановился на полушаге.

— Никто не двинется, ясно?! Никто! Бросьте мечи!

Из-за кустов, дыша, как загнанная лошадь, и спотыкаясь на каждом шагу, выскочил брат Джозеф. При виде Кимбры его ноги подкосились, он рухнул на колени, простирая к ней руки.

— Опомнись, дитя! Ты знаешь, на что идешь! Твоя душа…

— Моя душа проклята что так, что эдак! — Кимбра подавила рыдание, но слезы, так долго сдерживаемые, покатились градом. — Я не допущу, чтобы из-за меня погиб мой муж или брат!

Вулф на шаг отступил от Хоука, и мечи наконец расцепились. На лице его была теперь болезненная гримаса, которую Кимбра видела сквозь пелену слез. Как она любила его! Она бы с радостью отдала за него жизнь… и за брата.

Вулф повернулся к жене и оказался в весьма уязвимом положении по отношению к Хоуку. Но его это больше не трогало. Не сводя глаз с Кимбры, он медленно пошел к ней.

— Я брошу меч, но и ты брось кинжал. Давай сделаем это вместе, разом.

Не без труда она сумела оторвать взгляд от мужа и перевести его на брата.

— Я брошу кинжал, а вы оба бросите мечи… ладно?

Хоук быстро кивнул и наклонился, чтобы положить меч на галечник пляжа. Вулф был еще довольно близко от него, от его руки, сжимавшей меч. Рядом был и Дракон, настороженно наблюдавший за англичанином. Брат Джозеф поднялся с колен и тоже делал робкие шажки в направлении Кимбры. Часто дыша, с бешено бьющимся сердцем, она повернула кинжал лезвием наружу.