— Не откажусь, — ответил он в приступе великодушия. — Приготовь оленину, как считаешь нужным.
Кимбра немного помедлила, но все же ухватилась за свой шанс. Она знала, за каким из дальних столов сидит Марта, краем глаза наблюдала за ней и знала, что и сама является объектом куда более откровенного наблюдения. Другие женщины тоже следили за развитием событий. Почти все взгляды были враждебными, только Брита и некоторые из числа рабынь робко улыбались в знак поддержки. Горло Кимбры стеснилось от волнения, но она сделала над собой усилие и заговорила ровным тоном:
— Я бы с удовольствием, муж мой, но не знаю, есть ли в кладовых нужные приправы. Ведь у меня нет ключей.
Вулф был так исполнен благодушия, что не сразу подметил в замечании некий скрытый смысл, а когда осознал сказанное женой, ничуть не обрадовался. Им овладело легкое беспокойство, смутное воспоминание о каком-то упущении заскреблось в двери памяти. Ах вот оно что! По обычаю, хозяйка дома всегда имела при себе ключи от кладовых. Более того, это был знак того, что женщина состоит в браке, и сборище кумушек в базарный день далеко оповещало о себе не только треском языков, но и звяканьем.
Припомнив все это, Вулф сдвинул брови. Если по какой-то причине Марта не передала ключи Кимбре на другой день после свадьбы, то почему та прямо не обратилась к ней с просьбой о них, а втянула в это дело его? Да еще и спряталась за какой-то глупой уловкой?
Обежав глазами трапезную, Вулф с удовлетворением убедился, что среди мужчин, как обычно, царят лад и понимание. Они ели, пили, говорили, смеялись шуткам, поигрывали ножами. Словом, здесь все было в полном порядке. Зато с женщинами явно творилось что-то неладное. Обычный мужской страх перед женскими дрязгами шевельнулся в душе Вулфа при виде того, как они мялись и жались под его взглядом. Только Марта держалась невозмутимо.
Чтобы разом со всем покончить, Вулф махнул ей рукой, призывая к себе. Она приблизилась охотно и с улыбкой.
— Отдай моей жене ключи от кладовых. Отныне она здесь хозяйка.
Улыбка стала еще шире. Марта сняла ключи и протянула Кимбре. Все так же улыбаясь, она повернулась:
— Конечно, конечно, как же иначе! А я все думала, когда же леди наконец попросит у меня их? Думала даже, что они ей в обузу.
Вулф услышал, как Кимбра перевела дух. Она не поблагодарила Марту, вообще не сказала ей ни слова, и это ему очень не понравилось. Он знал Марту с детства и уважал за трудолюбе и преданность.
— Благодарю, — тепло обратился он к ней, чтобы как-то гладить холодность жены. — Я уверен, что леди Кимбра высоко ценит твой опыт и еще не раз обратится к тебе за советом.
На лице экономки появилось выражение, близкое к экстазу, глаза заблестели, как показалось Вулфу, от близких слез. Она как будто была тронута до глубины души.
— Ах, как ты добр! — С низким поклоном Марта удаляюсь.
Кимбра сидела словно окаменев. Она едва дышала. Она недооценила Марту, а между тем та поняла, что в открытом столкновении проиграет, и прибегла к хитрости. Марта так ловко перевернула все с ног на голову, что теперь уже невозможно было выполнить вторую часть угрозы: совершенно отстранить ее от хозяйственных дел и тем самым заставить исправиться. Поступить так означало бы пойти наперекор мужу.
Всю оставшуюся часть ужина Вулф не сказал Кимбре ни слова и обращался только к брату и к тем из викингов, чье положение позволяло делить с ним стол. Когда ужин был завершен и всеобщее внимание обратилось исключительно к крепкому пенному элю, со своей скамьи поднялся скальд. Разговоры прекратились, собравшиеся устроились поудобнее, заранее предвкушая хитросплетения старинных легенд.
Вначале Кимбра была захвачена эпической сагой. Начало истории терялось во тьме веков.
«В те времена, когда жил Аймир, не было ни морей, ни берегов, ни земли, ни небес — одно только бесконечное Ничто, и не было в этом Ничто ни единой живой травинки!»
За распахнутыми дверями трапезной стояла темная ночь, и хотя свет многочисленных факелов разгонял мрак просторного помещения, сквозняк заставлял пламя мерцать и колебаться. Кимбре казалось, что она ощущает прикосновение древности. Ей хотелось поежиться. Должно быть, то же самое ощущал каждый из собравшихся. Так случалось, стоило людям собраться у живого огня, чтобы послушать рассказы о седой старине. Они невольно жались друг к другу в поисках тепла и защиты, подальше от чудовищ, что владели землей до той минуты, пока на нее не пролился свет дня.
Голос скальда, низкий и звучный, возносился к самым балкам перекрытий, от догорающих в очаге громадных поленьев поднимался дымок, и порой они распадались на угли, разбрасывая во все стороны дождь искр.
Сага шла своим чередом. Один и его братья сотворили мир и все сущее в нем на пользу человеку. Грозный бог Тор сразился с великанами. Самый чистый из богов, Балдур, был убит. Мало-помалу Кимбра заметила, как меняется слог и сам характер повествования. Пропел мудрый петух Валгаллы, за ним прокричала черная птица мира мертвых. Сторожевой пес Грэм залаял и оборвал свою цепь, караульный Хеймдалл протрубил в свой рог. Великое дерево Игдрасил содрогнулось, и на землю обрушилась беда: люди впали в беззаконие, забыли о милосердии.
Казалось, в громадном зале дохнуло смертью и разрушением… Люди гибли тысячами, земля разверзалась и поглощала целые поселения, небо налилось кровью и раскололось надвое. Зло беспрепятственно шагало по миру. Так наступил конец света — Рагнарек, а с ним пришли сумерки.
Один за другим братья Одина выступили на битву со зло, один за другим пали в этой битве. Звезды померкли, словно их и не бывало, небо стало черным и беспросветным.