Мечтай обо мне - Страница 101

101

— Мне так жаль, что ее муж преставился! — хмыкнула Мириам. — Был бы он жив, Дора сидела бы в своем доме. Ему стоило думать, прежде чем выступать против королевской воли.

— Да, он не был умен.

Муж Доры получил серьезную рану во время бунта против короля Альфреда, которого уже тогда именовали Великим. От этой раны он позже умер. Что касается Хоука, то именно это историческое событие вознесло его до высот теперешнего положения. Тогда он сделал ставку на короля Альфреда как на носителя мира и сильного властелина, способного объединить разрозненные англосаксонские владения. Это был мудрый выбор.

— И зачем только лорд Хоук привез ее сюда!

— В память об отце. Я тогда жила в Холихуде и не имела возможности узнать Дору как следует.

Кимбра не сказала, что ничуть об этом не жалеет, да этого и не требовалось.

— Из нее вышла неплохая хозяйка дома, — неохотно признала Мириам. — Но разве можно быть такой унылой? Можно подумать, от улыбки лицо у нее треснет и развалится!

— Какое счастье, что у меня есть ты! — воскликнула Кимбра. — Иначе пришлось бы во всем зависеть от Доры.

— Буду цепляться за жизнь, пока смогу, — добродушно заверила нянька. — Я не оставлю вас, миледи, можете быть совершенно спокойны. А вы уж, извольте, скушайте немного вкусного супа.

У Кимбры не было аппетита, но она согласилась, чтобы порадовать Мириам. Все время отсутствия своей подопечной старуха так изводилась беспокойством, что готова была целовать Хоуку ноги, когда он вернулся с севера с сестрой. Любовь Мириам к Кимбре была поистине безграничной.

— Как вспомню, какой вы были милой крошкой… — сентиментально вздохнула старушка, когда та взялась расчесывать волосы.

Волос было возмутительно много. Кимбра вспомнила, как они порой мешали, особенно в постели. Она не раз подумывала о том, чтобы подрезать их, но этого ей не позволял Вулф.

Вулф… У нее ничего не осталось, кроме воспоминаний. Воспоминаний и…

— А какой умницей вы были! — продолжала Мириам. — И какой любознательной! Уже из колыбельки так и таращили свои синие глазенки.

— Младенцы не улыбаются, а гримасничают от газов, — поддразнила Кимбра.

— Вот еще! От кого вы наслушались такой ерунды? Младенцы улыбаются, потому что знают больше, чем взрослые. Просто они все забывают понемногу, пока растут.

Наступило долгое молчание: Кимбра погрузилась в своя мысли, а Мириам наблюдала за ней с ласковым участием. Наконец она отправилась к себе. Угли в жаровнях почти прогорели, а Кимбра так и оставалась в кресле. За толстыми стенами замка выла вьюга, и хотелось отпустить душу на волю, чтобы она на крыльях ветра унеслась вдаль. Именно так Кимбра и поступала, когда сон ускользал и ночные часы тянулись бесконечно. Она пыталась пронзить пространство мысленным взором и увидеть, чем в эти минуты занят Вулф. Можно было лишь молиться, чтобы ранение обошлось без тяжких последствий. Еще страшнее было думать о том, что Вулф вполне оправился — настолько, что делит постель с другой женщиной.

Куда милее были воспоминания о временах, когда они с супругом были вместе. Десятки раз Кимбра заново переживала, как Вулф уговаривает ее принять минеральную ванну по дороге в Скирингешил, как уносит с корабля на руках, как ободряет в ночь венчания. Это были трогательные картины, от которых на глаза наворачивались слезы. Но ничуть не меньше ей нравилось вспоминать, как они забрасывают друг друга съестным, как занимаются любовью в бане. Вулф! Кимбра так живо помнила его голос и смех, его упорное стремление к миру, его ярость на берегу, когда он поверил, что она способна по доброй воле покинуть его.

Что он думает сейчас? Ненавидит ее как лгунью и изменницу? Или вообще не вспоминает о ней, раз и навсегда выбросив из мыслей?

Кимбра наконец улеглась в постель. За окном к тому времени разыгрался настоящий буран. Ставни тряслись и скрипели, отсвет углей, колеблемый сквозняком, заставлял тени на стенах шевелиться. Пришлось встать и получше закрепить бычьи шкуры на окнах. Каменный пол под босыми ногами был холоден как лед.

Когда Кимбра наконец уснула, ее щеки были влажны от слез.

Утро наступило до того ясное и безоблачное, что ночной буран, казался сном. Снегопад с переменным успехом длился несколько недель подряд, но вот наконец прекратился. В память о нем остались сугробы у крепостных стен, в которых мог с головой утонуть взрослый мужчина.

Несмотря на причитания Мириам, Кимбра надела плотное шерстяное платье с длинными рукавами, накинула подбитый мехом плащ и отправилась подышать морозным воздухом.

В главном зале, служившем трапезной, хлопотала целая толпа слуг. Кимбра кивнула тем из них, кого лучше знала, открыла дверь — и замерла на пороге, ослепленная искристым блеском. Повсюду громоздились белоснежные сугробы, уже прорезанные узкими дорожками от строения к строению.

Там, где снежный покров был ниже, дети лепили снеговика. Занятие сопровождалось возней и смехом. Из любопытства Кимбра подошла ближе. Дети почтительно притихли.

— Доброе утро, миледи! — пробормотал, набравшись смелости, темноволосый и быстроглазый мальчик лет шести.

— Доброе утро всем вам, — с улыбкой ответила Кимбра. — Разве этот снег не чудо?

Дети охотно согласились и снова предались созерцанию, глядя на нее снизу вверх, как стайка краснощеких и не слишком опрятных херувимчиков. Это навело Кимбру на занятную мысль, и она без колебаний рухнула спиной в ближайший сугроб, раскинув руки. Пока дети таращили глаза, она подвигала руками вверх-вниз. Встать удалось не без труда, но Кимбра сделала все, чтобы не испортить свое крылатое творение.

101